1. RunawayУдары приходились в самые разные места. Особенно часто он любил бить в живот, потому что эта часть тела всегда была скрыта под одеждой и после избиения не притягивала ненужные взгляды окружающих и не вызывала лишних вопросов. Даже в школе к Вернону Дурслю никогда не возникало претензий по поводу того, что он проявляет к своему «приёмышу» излишнюю жестокость. Если его и спрашивали, почему у Гарри так много синяков на теле, то он с улыбкой отвечал заученной годами фразой: «Он же мальчишка — то с дерева упадёт, то с турника навернётся». И все ему верили.
Но сегодня дядя Вернон почему-то взбесился сильнее, чем обычно. То ли из-за проигранного его любимой командой матча, то ли из-за лишней выпитой бутылки пива. Гарри не понял, но по его тону — как тот произнёс его имя — было понятно, что ему опять попадёт.
— Поттер! — рявкнул дядя и стукнул своей ручищей по столу, отчего тот чуть не развалился, а часть рассыпанных фисташек разлетелась в стороны. Гарри вздрогнул. Сидя у себя в чулане под лестницей, он читал очередную книгу о путешествиях. О том, как отважный норвежский исследователь решил отправиться на плоту через Тихий океан. И Гарри мечтал, что однажды сам отважится и убежит из этого дома куда-нибудь, где не будет этой запертой каморки, вечных издевательств кузена Дадли и кулаков дяди Вернона.
— Иди сюда, поганый сопляк! — Гарри напряг слух и затаился. Быть может, если он будет сидеть тихо-тихо, как мышка, то дядя забудет, что Гарри зачем-то ему был нужен.
— Не хочешь по-хорошему! — за дверью послышалось, как скрипят продавленные пружины софы, на которой обычно восседал дядя. Значит, он встал. Тяжёлые шаркающие шаги приближались к двери, за которой находился Гарри. Вот уже щелчок щеколды и звяканье дверного запора. Гарри спрятал книгу под подушку и закрыл глаза, притворяясь спящим, осознавая, что это не остановит его дядю.
Дверь распахнулась, и он схватил мальчишку за ворот футболки, и вышвырнул из чулана. Гарри даже не успел сгруппироваться и сильно, со всего маху врезался в противоположную стену, больно ударившись грудью. Удар вышиб из хрупкого тела мальчишки вздох, и Гарри, задыхаясь, повалился на пол.
— Ты почему не подошёл, когда я тебя звал?
Мужчина схватил Гарри за шиворот и потащил в зал. Там было много открытого пространства, и почти не было мест, где Гарри мог бы укрыться.
— Я просто не услышал, — попытался соврать Гарри, но дядя лишь скривился, а его лицо стало красным от злости.
— Ты что, поганец, мне лапшу на уши вешаешь? Не услышал он. — Вернон толкнул Гарри к софе и стал стягивать с брюк ремень.
Он любил бить Гарри им по рукам, если он что-то неправильно делал. Старый кожаный армейский ремень, который его дядя носил не снимая, Гарри ненавидел всем сердцем.
— Прибери тут все, быстро! — он махнул ремнём в сторону рассыпавшихся фисташек и пустых бутылок пива, которых насчитывалось около десятка.
Гарри опустился на колени, старательно натягивая рукава растянутой водолазки сильнее на ладони. Это было способно хоть немного смягчить боль. На малую толику, совсем на немного, но спасало ладони от шрамов. Гарри знал разницу между ударами по оголённой коже и ударами по коже, прикрытой тонкой тканью.
Фисташки выпадали из дрожащих пальцев Гарри. А дядя, казалось, только и ждал, когда мальчишка напортачит. Гарри услышал, как ремень рассекает воздух в хлёстком замахе, но тут вдруг раздался телефонный звонок, и удара не последовало.
Вернон опустил руку и надменно посмотрел на съёжившегося перед ним мальчишку, плюнул себе под ноги и молча прошёл в спальню, чтобы ответить на звонок.
Гарри выдохнул. Сердце бешено колотилось. Казалось, что все тело начало пульсировать в ритм сердца. Он сделал три вздоха и три выдоха, чтобы хоть как-то успокоиться. Пока дядя разговаривал по телефону, у него был шанс быстро все прибрать и выскользнуть на улицу. Неважно было даже то, что на улице шёл проливной дождь, а время подбиралось к полуночи. Убежать куда-нибудь, лишь бы не быть здесь.
Мальчик поправил сбившиеся на кончик носа надтреснутые очки и принялся выносить пустые пивные бутылки в мусорное ведро.
Гарри слишком поздно услышал, что Вернон закончил разговаривать и с силой бросил трубку так, что телефон, издав истеричный «дзынь», больше, наверное, не зазвонит никогда.
— Иди сюда, щенок, — сквозь зубы прокричал Вернон и, не дожидаясь, когда Гарри подойдёт к нему, сам стремительным шагом оказался позади Гарри.
— Мне только что звонили из школы и сказали, что мой «ребёнок» сегодня нахамил учительнице по математике миссис Литтл и подрался с одним из учеников!
— Это не я, это Дадли! — в панике ответил Гарри, — Я ничего такого не делал.
— Ты ещё имеешь совесть сваливать свою вину на моего сына! Поганый ублюдок! — Вернон с размаху влепил мальчишке пощёчину. Да так сильно, что перемотанные изолентой очки слетели с носа и разлетелись на две половинки ещё в воздухе. Сам Гарри упал на кофейный столик, ножки которого подвернулись и рухнули вместе с мальчиком на пол.
Это ещё больше разозлило Дурсля. Он схватил Гарри за волосы, потянул вверх и сквозь зубы яростно проговорил:
— Ты живёшь только потому, что я тебе разрешаю, — Вернону нравилось ощущать власть над беззащитным мальчишкой. Ещё больше ему нравилось, что тот ничего не может ему противопоставить.
— Хорошо, что твои родители подохли: твой отец всё равно не смог бы тебя нормально воспитать.
Гарри видел, как на виске дяди отчаянно пульсировала венка, а из его рта смердило перегаром.
— А твоя мама была шлюхой, раз легла под этого очкарика.
— Неправда, — выдавил Гарри, из глаз от боли выступили слёзы. — Ты чёртов изверг.
Он извернулся и впился зубами в незащищенное рубашкой с короткими рукавами предплечье Вернона Дурсля. Гарри почувствовал привкус крови на зубах, но не мог понять — это его собственная кровь или кровь его дяди.
Дурсль взвыл и поднял руку вместе с Гарри.
— Сучёныш! — взревел Дурсль, а Гарри разжал зубы и бросился бежать в сторону выхода. Но был остановлен ударом в ноги. Дядя бросил ему под ноги ножку от сломанного кофейного столика, и Гарри упал в проходе, не добежав до двери каких-то несколько метров.
Он бил его по рёбрам и в живот, по коленям и по голове. Гарри пытался сжаться в комочек и исчезнуть, но удары возвращали его в реальность. Жестокую реальность, в которой его убивали. Потому что Вернон Дурсль окончательно потерял самоконтроль.
«Пожалуйста, пожалуйста, пусть всё это прекратится. Пусть я быстрее умру», — думал Гарри.
Он чувствовал, как из раны на лбу обильными ручьями течёт кровь к затылку, пропитывая воротник водолазки, стекая на пол. И если завтра утром он останется жив, то его заставят оттирать собственную кровь с паркета.
Его спасло только то, что тётя Петунья забыла принять снотворное и спустилась вниз на кухню, чтобы наполнить стаканчик водой.
— Святые угодники, Вернон, ты же убьёшь его! — она стояла в проходе, даже не думая подойти к мужу, чтобы остановить его. Потому что знала — лучше не попадаться ему под горячую руку.
Вернон распрямился, тяжело дыша, и отбросил палку.
— Пошла к чёрту, — отмахнулся он и, сделав несколько шагов, рухнул на софу. Петунья в ужасе прикрыла рот ладонью, привставая на носочки, чтобы разглядеть дышит ли Гарри.
— Гарри, — шёпотом позвала она. Мальчик не отозвался и не двинулся, но его грудная клетка судорожно встрепенулась. Не то чтобы она очень переживала за мальчика, но до его появления в этом доме Вернон очень часто поднимал руку именно на неё. Гарри был её заменой. Именно на нём Дурсль вымещал свою ярость.
Петунья на расстоянии удостоверившись, что Гарри жив, осторожно прошла мимо мужа и, закинувшись снотворным, вернулась к себе в комнату, предусмотрительно заперев комнату изнутри на щеколду.
На некоторое время Гарри всё-таки потерял сознание. А когда очнулся, ещё долго не решался шевельнуться, прислушиваясь, уснул ли дядя Вернон. Все его хрупкое мальчишеское тело, казалось, превратилось в один большой синяк. Как он вообще смог выжить после такого — неизвестно. Без магии, наверное, тут не обошлось.
Он лежал на полу и тихонько поскуливал от боли. Слёз не было. Была лишь боль, которая заполнила всего его. Среди всей этой боли, он пытался разобрать, что же пострадало сильнее всего, какая часть тела. Три вздоха и три выдоха дались тяжелее. Видимо, какое-то из рёбер треснуло. Он слабо приоткрыл веки — перед глазами всё было размыто.
На ладонях свежие раны, пара ногтей треснуло поперёк. Дядя, наверное, топтал его ладони своими ножищами. Левая рука его не слушалась, пальцы не хотели гнуться. Запястье распухло, но, кажется, сломано не было.
Вернон что-то буркнул во сне и хрюкнул. Гарри перестал даже дышать на это время. Только минуту спустя, он решился вновь пошевелиться. Мальчик, превозмогая боль, дополз до своей коморки.
Внутри было сыро. Даже постельное бельё всегда казалось каким-то влажным, а в каждом углу комнатки, если её можно было так назвать, обитало по несколько пауков.
Дышать было больно, двигаться было больно, но Гарри почти привык к этой тупой боли. Раньше она не была такой сильной, поэтому он тихонько постанывал от накатывающих волн безумной боли, которые затуманивали его разум.
Гарри достал рюкзак из-под кровати, в котором умещались все его вещи, и где-то на дне лежали запасные очки. Неуклюже нацепил старую толстовку — она была явно ему велика — и выудил из её переднего кармана небольшой осколок зеркала.
Он посмотрел на своё отражение и увидел, что на нижней челюсти не хватает одного зуба. Хорошо, что у него ещё не успели выпасть все молочные зубы. Выбитый дядей зуб, как раз был одним из них. А прямо на лбу, над шрамом в виде молнии, который Гарри не помнил, как получил, красовалась новая рана, из которой всё ещё текла кровь. Гарри по своему опыту знал, что раны на лбу затягиваются очень долго и долго кровоточат.
Он положил зеркальце обратно в карман и аккуратно достал из-под подушки свою книгу, стараясь не заляпать её кровью. И положил её в рюкзак, а затем, закинув его на одно плечо, вышел из комнаты.
Сегодня он чуть не умер, и не факт, что это не случится с ним в ближайшие пару дней, если он сейчас сбежит и ему не удастся найти лекарства. Но если он останется, то будет ещё хуже. В этом Гарри не сомневался. Поэтому, сжимая в окровавленной ладошке дубликат ключа от входной двери, он поковылял убегать.
