Глава 1Чтобы почувствовать запах, ему требуется вспомнить его. Маска пропускает только отфильтрованный воздух, и он уже давным-давно не чувствует ничего, кроме порой дотягивающегося до ноздрей запаха собственного тела и пластмассы, что стала привычней подобострастия окружающих его червей-офицеров.
Он не скучает об ароматах из его прошлого. Он рад — если это злобное удовлетворение в груди, способной чувствовать только его и ненависть, можно назвать радостью, — что не может вдохнуть сухой воздух пустынной планеты, почувствовать зловоние выгребной ямы, ощутить благоухание экзотических цветов Сенали. Он рад, потому что похоронил прошлое за плотными стенами, а запахи способны пробудить дремлющие воспоминания Энакина...
- …Скайуокера должны мы. Показал он себя как истинный джедай.
Йода редко так открыто хвалит, и от этого Энакину вдвойне приятней. Он ловит глазами добрую улыбку Оби-Вана, гордящегося учеником, и вдыхает сладкий, кружащий голову аромат победы. Он знает, что наедине Оби-Ван укажет ему на проскользнувшие минусы, но сейчас, именно сейчас, он сделал все отлично. Прочие ученики могут только стоять и бросать на него завистливые взгляды, источая зловоние тины или кучи, наваленной бантой, потому как с заданием больше никто не справился. Джакс Паван почти смог, но ему не хватило Силы, которой у самого Энакина полные карманы. Наверно, он даже может ей делиться.
Джакс единственный, кто мельком подмигивает ему и показывает большой палец. Энакин думает, что с этим мальчишкой можно...
- …приступать? - спрашивает Пиетт и спешно добавляет забытое: - Милорд?
Ему безразлично, что Пиетт обратился не по форме и в запале из-за обстрела Звездного Разрушителя повстанческим муравейником начал говорить без разрешения.
В носу стоит запах горелой плоти. Он слишком хорошо помнит ту вонь, от которой слезились глаза, когда кричать от боли уже не было сил. Мустафар пытается проскользнуть в память, насмехаясь, старается напомнить, что и кому он сделал, как и зачем сказал, в какой именно момент и почему проиграл. Он напрягается так, что в носу начинает пахнуть железом. Вот-вот брызнет кровь, пачкая шлем изнутри.
Вонь не отступает. Она сидит в голове, и, кроме него, никто ее не чувствует. Офицеры недоуменно переглядываются, когда он вцепляется в стоящий ближе монитор с такой силой, что тот жалобно стонет и проминается под протезом. Он не может сказать, что едва стоит на ногах и грозится свалиться...
…с шаака, что, собственно, и происходит. Энакин утыкается лицом в траву и беззвучно хихикает, слыша, как Падме со всех ног мчится к нему. Когда она переворачивает его на спину, он уже хохочет в голос. Ее беспокойство — это настолько мило, что он на секунду забывает о собственных тревогах.
В нос заползает чудесный запах набуанских цветов, которые они с шааком здорово истоптали, упражняясь один в ловкости, а второй — в прыжках в высоту.
Падме бьет его на манер обиженной девчонки. Энакину в свете солнца, на фоне бескрайнего неба и зеленой травы, она кажется еще большим ангелом, чем тогда...
- …когда мы полностью готовы. Нужно показать всю мощь этой станции! Тогда Альянс окончательно сдастся. Никто не захочет рисковать целыми планетами.
Таркин начинает говорить о мощи, и он словно обретает силу двигаться и моргать.
Кровь из носа все-таки хлынула. Он чувствует ее губами; она добралась до шеи и теперь плавно течет туда, куда вообще может просочиться.
Вонь не отступает. Она везде. Захватывает в кокон, ностальгически вспоминает об аромате паленых волос и горелой кожи и шепчет, что сломает стену между нынешним «я» и Энакином, чья жизнь и память надежно упрятаны в сейф под тысячами замков, созданных собственным упрямством, медитациями и первобытным страхом.
Таркин презрительно кривит губы, сочиняя в голове правдоподобное объяснение временной недееспособности якобы грозы Империи, что твердо, но слишком долго стоит на одном месте. Из всех прочих Таркин лучше кого бы то ни было знает, что Вейдер не всемогущ, а потому не слишком-то уважает его, демонстрируя вежливость, а в душе понося всеми возможными словами.
Ему хотелось бы прямо сейчас придушить Таркина, но это вызовет ненужные вопросы Императора, в последнее время превратившегося в старого маразматика. А как приятно было бы протянуть руку и увидеть, как Таркин схватится за горло руками...
…пытаясь освободиться от захвата. Она задыхается, и Энакин каждой клеточкой тела ощущает нехватку воздуха в ее легких. Он сжимает еще раз и отпускает. Он бы сделал это и без окрика Оби-Вана, от которого идут лучи недоумения и страшного разочарования. Разочарования... Энакину хочется, как в детстве, закатить глаза, но он переполнен яростью, потому что это он — тот, кто должен разочаровываться. Ему хочется вспомнить все грехи джедаев, косившихся на него то с надменностью, то с раздражением.
Он видел, как вели себя магистры, он видел, как падаваны буквально стелились перед рыцарями, чтобы их взяли на обучение. Мерзко смотреть.
Мустафар пахнет огнем и потом. Здесь жарко, одежда неприятно липнет к телу, а влажные волосы колют шею.
Энакин хочет высказаться, открыть Оби-Вану, свято верящему, что джедаи — добро, глаза, но из горла почему-то вырывается только злобное рычание...
…на пилотов, которые, как растерянная малышня, мечутся неподалеку, вместо того, чтобы взлететь и расстрелять противников. Мало практики или стоит убить отвратительного, судя по этой растерянной кучке, командира?
Он жаждет сам запрыгнуть в СИД, но руки трясутся, и он думает, что врежется в первое попавшееся препятствие, войдя в историю, как повелитель ситхов, который покончил с собой самым нелепым образом.
Кровь заливает шлем, а может, ему только кажется, что ее так много. Жуткий запах пылающей в огне плоти выедает глаза. Для него он материален настолько, что впору снимать маску и жадно втягивать кислород, шокируя всех вокруг первой демонстрацией внешности. Мысль соблазнительна, но он знает, что вонь никуда не уйдет. Она — его личная кара, и будет приходить, равно как и уходить, тогда, когда сама захочет.
Повстанцы стреляют в разрушитель, Таркин тихо ругается, вокруг мельтешат люди, а он, собрав в кулак всю силу и Силу, плетется...
…домой. Уже темно, и мать наверняка сходит с ума от волнения. Там, где живут они, тускенов мало, но ночью в Мос-Эспа стоит опасаться всего, что способно двигаться.
Шми Скайуокер стоит в дверях, сложив руки на груди. Она не умеет сердится, но ее немой укор расстраивает Энакина сильней, чем если бы она накричала. Он виновато опускает голову, а мать присаживается на корточки и целует его в лоб. От нее пахнет домом и любовью. Это неосязаемо, но Энакин уверен, что все дети, чьи родители ими дорожат, могут почувствовать то же самое.
- Смотри, сколько денег, - Энакин демонстрирует мешочек. Он продает почти все, что удается смастерить из найденных деталей.
Шми не важны деньги, ей важно, что он пришел домой, чумазый, но целый и невредимый. Энакину тепло.
Мама следит, чтобы он умылся и только потом пошел в комнату. Энакин кричит маме пожелание спокойной ночи и с размаху падает на...
…холодный пол. В пустой каюте тихо и одиноко. Он хочет подняться, но рука, на которую он опирается, подводит, и он снова оказывается в лежачем положении.
Маска в крови. По-хорошему, ему нужно доползти до медитационной камеры или поручить дроидам привести его в порядок, но отчего-то он переворачивается на спину и глухо смеется. Он хочет содрать с себя доспехи, чтобы наконец-то стало легче, упасть в ванную и вылезти из нее неискалеченным; он хочет закрыть глаза, а после понять, что произошедшее — это дурной сон.
Вонь добивается своего. Она часто так делает в последнее время, когда он ослабляет оборону. Перед глазами вспыхивает образ темноволосой девушки, и сердце начинает безостановочно кровить, потому что любит он ее все-таки сильней, чем ненавидит.
Он захлебывается, он хочет сдохнуть, лежа на полу в каюте, но его второе «я» не позволяет. Оно яростно и злобно велит заткнуться и легко поднимает его на ноги.
Через пять минут он снова становится самим собой и с ненавистью вспоминает вспышку слабости. Он думает, что только ничтожества, вроде Ордена джедаев, могут испытывать муки совести и вырывающие душу страдания из-за своих поступков. Он не такой. Он сильный. Он могущественней всех джедаев. Из них двоих только Оби-Ван...
…выходит наружу из той пещеры, где обосновался.
Татуин пахнет песком. Оби-Ван с облегчением вдыхает свежий воздух. Слишком часто ему чудится запах горелой плоти. Запах Мустафара, его ученика, его сгоревших в лаве надежд, дружбы и прежней жизни. Отвратительный запах.
Но ветер уносит его с собой, теряя между дюнами.
Оби-Ван слышит выстрел и чувствует тревогу за Люка. Он спешит на помощь мальчику, уходя все дальше от дома и запаха прошлого. 