Глава 3Лили долго смотрела в окно, где медленным шагом ступали четыре подростка. Один из них держал в руках тяжелый чемодан, и постоянно перемещал его из руки в руку, а остальные трое постоянно теребили его плечо, порывались вырвать ношу и просто о чем-то с ним разговаривали. Она долго смотрела им вслед, пока они не исчезли за каменными воротами.
- Все смотришь, - послышался за ее спиной знакомый голос. – Неужели тебе вечером больше делать нечего, как только пялиться в окно?
Девушка повернулась. Рядом с ней стояла ее лучшая подруга, Николь Паркер. Лили мягко улыбнулась, глядя ей в лицо.
Николь не была красавицей, нет, ее с трудом можно было назвать даже хорошенькой. Но выразительный взгляд ее карих глаз и приветливая улыбка притягивали к Николь окружающих, а жесткий характер в союзе с редким дружелюбием сделали из нее настоящего лидера. Для Николь сидеть на одном месте больше пяти минут является чем-то неестественным.
- Ты уже знаешь, что отец Римуса умер? – спросила Лили.
- Да, знаю, - выдохнула она. – Мне об этом Питер еще днем сказал. Жалко парня.
- Да, очень жалко, - поддержала Лили. – Я только что видела, как он вместе с друзьями вышли за ворота. Как ты думаешь, Сириусу, Джеймсу и Питеру не попадет? Они ведь, по сути, нарушили правила.
- Не попадет, - с уверенностью произнесла Николь. – Профессора тоже люди, они прекрасно понимают, что у Римуса горе, и ребята, как лучшие друзья, просто хотели поддержать его. А даже если кто-то что-то скажет… Лили, неужели ты не знаешь, что им все наказания, как об стенку горох?
Лили улыбнулась.
- Римуса, конечно, жалко, - продолжала Николь. – Но это не значит, что ты должна целый вечер просидеть у окна. Одна.
Николь ушла, оставив подругу один на один со своими мрачными мыслями. Она никогда не была близка с Римусом, их отношения нельзя было назвать даже товарищескими. Но сейчас она, как никто, понимала его чувства – она сама пережила нечто похожее, давно, очень давно, еще в той, старой жизни. Но воспоминания остались, а сердце до сих пор ныло каждый раз, когда кто-то произносил это простое, но до того прекрасное слово: «мама»…
*
Северус Снегг был одиноким.
И он ненавидел себя за это.
Ненавидел себя за то, что за всю свою жизнь не смог найти ни одного человека, относящегося к нему иначе, чем как «к придурку Снеггу». Ненавидел себя за то, что сам так и не смог перестать считать всех окружающих стадом уродов.
Он ненавидел весь мир. Но больше всего он ненавидел себя.
Наступил вечер. С небольшого пригорка открывался красивый вид - древний величественный замок, неприступный и надежный, огромное озеро, сверкающего разноцветными бликами и лес, утопающий в золотых лучах заходящего осеннего солнца. Верхушки огромных деревьев слегка покачивались от теплого ветерка, заставляя первые упавшие этой осенью листья кружиться в своем бесконечном вальсе.
Северус сидел на нагретой солнечными лучами земле, сжимая в руке письмо. Письмо от матери.
Эйлин была единственным человеком, который искренне любил Северуса. Она обожала сына. Она всегда мечтала, чтобы ее сын, в отличие от нее самой, имел много друзей, был настоящей душой компании. Она бы очень расстроилась, узнав, что над ее сыном смеются даже младшекурсники.
Поэтому он всегда писал ей, что у него много хороших приятелей, товарищей, с которыми он весело проводит время. И он ненавидел себя за эту ложь.
А она… Она никогда не видела в нем того человека, которым он хотел быть. Она жалела его, не ведая, что ее жалость унижает его больше, чем нападки и издевательства ее друзей. А он совсем другого внимания хотел…
Рядом послышалось учащенное дыхание. Он повернулся. Перед ним стояла собака, дворняга средних размеров. Собака была ухоженной, а на шее болтался ошейник – видимо, она сбежала из Хогсмида, ближайшего населенного пункта к Хогватсу. Животное оказалось сучкой – об этом гласило имя Стейси, выбитое на металлической бляхе ошейника.
Северус ненавидел собак. Он ненавидел этих животных, названных «лучшим другом человека». Но больше всего он ненавидел эту собаку, так трогательно тыкающую свой мокрый нос ему в щеку.
Парень протянул руку, и прикоснулся к собаке. Ее шерсть оказалась на удивление мягкой и приятной на ощупь. От ласковых прикосновений Стейси замахала хвостом и лизнула Северусу ладонь. Он продолжал ее гладить. Его руки остановилась на ее шее, где шерсть была особенно мягкой и шелковистой.
А потом он свернул ей шею.
Собака издала жалобный визг. Ее выпученные глаза отражали удивление. Но не страх.
Повинуясь неизвестному желанию, он выхватил из кармана небольшой серебряный кинжал, купленный им для уроков зельеварения. Он замахнулся, и резко воткнул сверкающую гладь в брюхо собаки. Хлынула кровь. Северус опомнился, лишь когда струйка горячей крови попала на его рубашку, оставив на ней багровый след. Он откинул кинжал, и посмотрел на собаку
Она лежала в луже вязкой крови, выпучив свои янтарные глаза и вывалив опухший язык на траву. Ее задняя лапа дергалась, а окровавленное брюхо тяжело поднималось и опускалось. Наконец, прикрыв мутные глаза и издав последний жалобный звук, собака умерла.
Северус долго смотрел на ее безжизненное тело. Сегодня чья-то дочка будет горько плакать о сбежавшей собачке, а родители будут уверять безутешного ребенка, что сучка обязательно вернется. Но они соврут. Собака никогда не вернется.
Подняв изуродованное тело несчастной собаки, он направился к кромке Бездонного озера. Опустившись на колени, он положил окровавленное тельце на мокрый песок, а следующая волна, накатившая на берег, накрыла животное. На миг Северусу показалось, что собака издала какой-то звук, что она жива, но нет, то был воздух, выходивший из ее легких. Северус опустил руки в холодную воду, смывая кровь с кожи, а затем поднялся на ноги и направился к замку.
