Глава 4Глава 4: «Денис Орлов: совесть»
Утро принесло ощущение чего-то гнетущего, до ужаса неправильного. Сначала я даже не мог вспомнить, что такого случилось вчера, отчего на душе мерзко-премерзко. Некоторое время в голову ничего не приходило, а потом озарило – ссора с братом. Действительно серьезная ссора. Я отчего-то понял: то, что было вчера, почти необратимо. И виноват в этом, что особенно паршиво, именно я.
Нет, в принципе-то, хороши были мы оба. Саша тоже наговорил много чего крайне мне неприятного. Но все равно в нашем тандеме я именно себя считаю старшим братом (кстати, я, и правда, старше на пару месяцев). Значит, я должен был как-то вовремя остановиться…
Знаете, мы с Сашей уже давно ссоримся, порой очень даже серьезно. Но никогда раньше мне не было после ссоры так мерзко. Мы и так живем в последнее время, можно сказать, на почти военном положении. Я в том смысле, что вспышки агрессии ссорами даже называть не вполне правильно – поссорились мы один раз, и с тех пор наши отношения находились у одной и той же минусовой отметки. Нет, на самом деле в глубине души мы (я на это надеюсь) по-прежнему относимся друг к другу очень хорошо, только уж слишком глубоко. Тем не менее, мы ни в коем случае не враги.
И я, даже когда был безмерно раздражен, зол на Сашу (а в последнее время таких моментов все больше и больше), старался не переступить ту самую черту, когда уже не будет возврата назад.
И что-то мне подсказало, что именно так я вчера и поступил. Я снова почувствовал себя тварью. Кто бы мог подумать, что собственной персоной блистательный Денис Орлов может порой быть о себе столь невысокого мнения. Однако да, случается и такое. И причиной тому всегда становится Саша. Наверное, он и есть моя совесть. Может, потому я и частенько на нем срываюсь? Это же неприятно, когда кто-то напоминает, что ты живешь неправильно, что совершаешь поступки, за которые должно быть стыдно. Когда кто-то пытается сбить тебя с уже давно выработанной модели поведения, заставить иначе взглянуть на вещи.
Естественно, я сопротивлялся, порой излишне резко.
Ну а сам-то я разве не пытался навязать Саше свою точку зрения? Пытался. Учил его, как вести себя, одеваться, что и кому говорить… И он тоже сопротивлялся такому давлению. Так почему же в его случае я считал это неуместным, а в своем единственно верным? Потому что я сын самого Орлова, а Саша в нашем доме на птичьих правах? Но я ведь сам не так уж и давно горячо доказывал себе, Саше и всем, кто еще хотел послушать, что он ничем не хуже меня, просто мне в жизни чуть больше повезло. И что теперь?
В общем, все эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове минут за пять, и я преисполнился желанием помириться. В конце концов, раз уж сам назначил себя старшим, самому и расхлебывать. Конечно, я понимал всю серьезность сложившегося положения. Но подумал, что, если извиниться прямо сейчас, да еще искренне и убедительно, может, все еще можно исправить.
Итак, я пошел к брату в комнату. Перед дверью возникло даже мимолетное желание уйти, переложить на Сашу ответственность за ссору и необходимость выходить из положения. В конце концов, я тоже здорово разозлился на него. И это он живет в моем доме, а не…
На этой мысли я резко себя оборвал. Я просто не имею права думать так. Саша ничего не просил ни у меня, ни у моего отца. И моя задача – это доказать, что я не считаю его вторым сортом. Я набрал в грудь побольше воздуха и толкнул дверь.
Саши в комнате не было… На первых порах меня это не смутило.
Это я любитель поспать до полудня по выходным – брат всегда встает рано. Я просто, признаться, считал, что он будет обдумывать нашу ссору в комнате, дабы не столкнуться со мной (думаю, меньше всего Саша ждет моего визита с извинениями).
Но нет так нет. Я решил, что брат может быть на кухне, и спустился туда. Саши не было. Я спрашивал у прислуги, но они ничего не знали. Они никогда ничего не знают, особенно если это касается хозяйских ссор. Во мне начало просыпаться пока еще смутное беспокойство. Я обошел весь дом, но Саши не было нигде. Беспокойство нарастало.
И тут пришло ощущение, что, когда я был в комнате брата, упустил нечто важное. Это было прямо у меня под носом, но я не заметил… Или не захотел заметить. Выход один – вернуться и осмотреть все внимательнее. Конечно, когда я искал Сашу, цели провести осмотр его комнаты не ставил перед собой. Потому мог упустить что-то, даже если оно было у меня под носом.
На этот раз я сообразил почти в первое же мгновение. В комнате не было некоторых Сашиных вещей, наиболее им любимых. Я открыл шкаф и обнаружил, что нет удобной для долгих хождений одежды и еще его любимого походного рюкзака. Если бы брат просто вышел проветриться немного после ссоры, он бы и оделся по-другому, и вещей не взял с собой. Неужели, он ушел из дома? Я еще раз обвел взглядом комнату и обнаружил записку на письменном столе, рядом с мобильным телефоном Саши. Там было написано:
«Все получилось именно так, как я и думал с самого начала. Я стал тебе чужим, а возможно, никогда своим и не был. Ты все забыл, а может, просто не хочешь помнить. Поэтому я ухожу и думаю, что для нас всех это будет лучше».
Написано для меня, конечно. Саша что, и правда думал, что, обнаружив его уход и записку, я почувствую облегчение?
Сейчас, стоя посреди комнаты брата с листом бумаги в руках, я чувствовал себя последней тварью. Снова. Что-то это случается слишком часто в последнее время… Есть повод задуматься…
Первое время я почти не осознавал, что случилось. То есть осознавал, конечно, просто верить в это не хотел. Я сел на кровать и ни о чем не думал, продолжая держать в руке листок. А потом снова перевел на него взгляд, увидел размашистую подпись брата… Перед глазами начали мелькать воспоминания…
Почему-то часто происходит, что хорошее забывается, зато плохое все намертво врезается в память. Наверное, поэтому случаются ссоры, поэтому, в конце концов, люди разводятся… Мгновенно вспоминая самые худшие моменты, они также быстро не могут вспомнить светлое и радостное, даже если его было предостаточно.
Вот я недавно жаловался на невыносимо тяжелые взаимоотношения с Сашей и сам себя жалел. Казалось что наша дружба – ошибка, а уж пребывание в статусе братьев – и вовсе мука невыносимая.
Сейчас я вспоминаю все, что произошло с того самого момента, как мы впервые встретились, как подружились, как Саша стал частью семьи…
Я понимаю – да, плохое было, но и хорошее тоже. Дружба, самоотверженность, искренность… Желание и возможность положиться во всем и всегда. Мы не раз выручали друг друга в, казалось бы, безнадежных ситуациях. Выслушивали, помогали.
Однажды, через полгода после прихода Саши в нашу семью, я круто поругался с отцом. Никогда еще папин взгляд на меня не был таким жестким и колючим… На самом деле, это я был виноват. И всего-то делов – подойти и извиниться… Но у меня характер в папу – стальной.
Я знал, что не прав, но признать это перед отцом… В общем, если бы не Саша, мы с папой мучились бы, наверное, минимум месяца три. Не разговаривали бы, дулись друг на друга… Пока ссора не сошла бы на нет сама собой.
Но Саша поговорил со мной. Он объяснил – признать свою вину – вовсе не зазорно. Наоборот – это признак духа и силы воли. Только по-настоящему мудрые люди могут так поступить…
Я в тот же вечер поговорил с папой, извинился, искренне, от всего сердца. И наши отношения стали даже лучше, чем были…
А ведь мне в тот момент следовало сказать ему, что это Саша нас помирил. Но мне так хотелось, чтобы папа считал, что я просил прощения по собственной инициативе, что меня никто к этому не подталкивал… В общем, это моя ошибка. Далеко не первая и, к сожалению, не последняя.
Впрочем, я тоже был не таким уж плохим братом, можете поверить. Я заботился о Саше, давал ему советы, пытался приобщить к настоящей жизни… Возможно, он думает, что я хотел сделать из него того, кем хочу его видеть… Это не так. У меня и в мыслях не было кардинально менять брата. Я всего лишь хотел, чтобы ему самому было проще адаптироваться к изменившимся условиям жизни.
И, даже если Саша сейчас убежден, что все, к чему я его пытался приобщить, он глубоко презирает, на самом деле мы порой далеко не плохо проводили время. Это не мои слова – его.
Да, было много хорошего. Но случалось порой такое, что перечеркивало разом все положительные моменты. На ум пришел один такой случай. Всего один, но, думаю, именно он стал переломным. Тогда мы с Сашей окончательно поняли, что разные. И сделали ошибку – вместо того, чтобы это принять, отдалились друг от друга.
Год назад в школе снова появился новенький. Он меня стал раздражать сразу, только появившись на пороге кабинета. Меня бесило в нем все, даже нелепые круглые очки. Слава Рабицкий.
Не знаю, почему так сразу записал его во враги номер один, но тогда я на время оставил в покое даже Журавского. Все мое внимание сосредоточилось исключительно на Рабицком, и из всех желаний осталось только желание проучить его.
В принципе, я и не ждал, что Саша разделит это желание, он всегда относился негативно к подобным начинаниям. Но обычно, хоть и высказывал свое неодобрение в довольно резкой форме, все же не мешал. И не сближался ни с кем из списка выбранных мною жертв. Потому что мой брат, очень умный человек, понимал, что раз уж я решил испортить кому-то жизнь, я своей цели добьюсь. И не вставал мне поперек дороги.
На этот раз он решил подружиться с этим Славой. Хотя я сразу предупредил, что выживу его из школы при любых обстоятельствах.
Обычно при возникновении подобных обстоятельств между мной и братом шел тяжелый разговор (что-то вроде традиции), часто на повышенных тонах. Без результата, естественно.
В этот раз все было по-другому, и это настораживало. Саша не бросался упреками и не говорил о моей вопиющей безнравственности. Он говорил тихо, стараясь взывать к моему рассудку. И сказал, что не позволит мне сломать Рабицкого.
Для меня тогда это однозначно было предательством. Я не мог понять, как мой брат может идти в открытую против меня ради какого-то очкарика. Это сейчас, оглядываясь назад, я ясно вижу, что в Славе не было ничего такого, за что он бы заслуживал ненависти. Да и не в нем было дело. Я тогда был слишком категоричен и прямолинеен, я не понимал, что в большей степени Саша борется не на Славу, а за меня. За мою душу, если позволите выразиться столь высокопарно. Он думал, что если удастся отстоять Рабицкого, это меня остановит. Я не хотел ничего этого понимать.
И между мной и Сашей начались почти настоящие боевые действия, с почти настоящими жертвами.
Оказалось, Саша мне почти ни в чем не уступает, разве что опыта маловато (что дело наживное). С умом и хитростью у брата все в порядке.
Я настраивал всех против Рабицкого, Саша его защищал, и против него одноклассники не шли, сохраняли нейтралитет. Я пытался дискредитировать Славу перед учителями, Саша это чуть было против меня не обернул, я вовремя понял замысел, но удалось только свести этот раунд в ничью. Много чего было…
В результате мы заключили перемирие. Рабицкий перешел в параллельный класс и перестал общаться с Сашей, я забыл о его существовании, позволив тем самым остаться в школе. Саша был недоволен раскладом, он надеялся на большее. А для меня, ранее ни в чем не терпящем поражений, это был фактически проигрыш. И после этого наши, уже бывшие непростыми, отношения стали вовсе никуда не годными.
Но сейчас, когда брат ушел неизвестно куда, я понимаю, что, собственно, это такая мелочь. Тем более, Саша действительно был прав. Я готов попросить у него прощения. Только бы найти его поскорее.
Искал Сашу я до вечера. Оделся в то, что первым попалось под руку (благо у меня все вещи фирменные и дорогие, что попало не попадется), наскоро перекусил и пошел на улицу, предупредив прислугу, чтобы к обеду не ждали. Еще сказал, чтобы, если придет Саша, попросили его мне позвонить. Правда, в приход брата не верилось. Он же всегда был таким, с того самого момента, как мы встретились в лагере. Прямолинейным, категоричным. Вспомнить хотя бы, как он, зная, что до корпуса самостоятельно не дойдет, все равно отказался от моей помощи. Нет, домой сам не вернется, раз уж написал записку, обрубив все концы, раз оставил дома мобильный телефон. Я должен найти его, должен убедить.
Конечно, была мысль подключить к этому делу отца. У него полно связей, и отыскать Сашу его знакомые смогут без проблем. Но что дальше? Охрану к нему приставить? Чтобы он уж точно стал нас с отцом люто ненавидеть… Да и, честно говоря, я не был уверен, что отец не воспримет сложившуюся ситуацию как способ избавиться от Саши. Мол, если ему больше, чем у нас, нравится в детском доме, пусть туда и отправляется. Конечно, жестоко, но я не забываю, кто такой мой отец. Это со мной он любящий, понимающий и заботливый. Но, собственно, чтобы подняться в лихие девяностые до таких высот, надо быть жестоким человеком… Так что я решил, что справлюсь с проблемой сам.
Время шло, и решимость с каждым часом все больше угасала. А я-то считал, что знаю Сашу… Я побывал за этот день в местах, куда он мог бы податься, по моему опыту. Даже был дома у его тренера по борьбе. Они были в хороших отношениях, я решил, мало ли… Но и там Саша не появлялся…
Я и к одноклассникам заходил. Думал, вдруг помогут. Представляете, они смотрели на меня как на чумного. Некоторые боялись пускать, словно я прям в их же квартире на них и наброшусь. Бред…
Одна девчонка, Инна Мельничук, прямо мне сказала, что удивлена, что я ищу Сашу. Мол, мне же без него только лучше, я его терпеть не могу. На Инну я наорал, конечно. А когда вышел от нее, задумался. Действительно, именно так все и выглядит со стороны. В классе друзьями нас с Сашей не считали. Считали склочными и плохо друг к другу относящимися братьями, со всеми вытекающими.
Это наша ошибка. Мы, став братьями, забыли, что еще и друзья. А ведь это неправильно. Можно ведь быть братьями, оставаясь при этом друзьями. Главное, никогда не забывать, что нас связывает. Я постараюсь это объяснить Саше… если его найду.
Поздним вечером я понял, что поиски бесполезны. Умом. Но какая-то часть сознания не желала с этим соглашаться. Как это бесполезно? Я что, не смогу найти в городе брата? Чушь. Мне всегда все удается.
Но в голове не было ни одной связной мысли, и я уже шатался от усталости. Это меня бы ни остановило, я еще упрямее Саши. Но внезапно возникло сильное предчувствие. Ощущение того, что я очень нужен дома, что надо срочно идти. При этом я был также уверен, что брата там не увижу. Но домой неудержимо тянуло. Пешком не пошел. Поймал такси, возрадовавшись, что не забыл, уходя днем из дома, прихватить деньги.
Придя домой, первым делом поинтересовался у прислуги, не пришел ли Саша. Ну, естественно нет. Болван упрямый…
Если я помру голодной смертью, Саше это точно никак не поможет, так что от ужина я не отказался. Но еду проглотил совершенно не думая, даже не вспомню, что это было. Потому что с каждой минутой нарастала тревога. Я почти приступил к десерту, как понял, что не так.
Странное поведение прислуги. По-моему, от меня что-то пытаются скрыть. Но они не на того напали…
В общем, я, как хозяин в отсутствие отца, потребовал объяснений. И мне отдали пакет. Он был прислан для отца, и мне его, по-идее, открывать не полагалось. Но инстинкты подсказывали, что внутри нечто очень важное, а я своим инстинктам привык доверять.
Естественно, в противостоянии со мной у прислуги не было шансов. Я открыл пакет. Диск. Надо немедленно просмотреть, там точно что-то срочное.
Знаете, то, что я увидел… Я думал, меня крайне сложно вывести из равновесия. Это же я, стальной Денис Орлов, мистер неуязвимость. Я плакал, впервые в жизни. Слезы катились по лицу, я ничего не мог с собой поделать.
На экране телевизора видел Сашу и его отца. Скрепкин избивал родного сына безжалостно, с изощренной жестокостью.
И я все вспомнил. Одно дело вспомнить умом, а другое – сердцем. Я снова, так три года назад, чувствовал тревогу за брата и воспринимал его боль как собственную. Саше так много пришлось пережить… чувства накатывались как снежный ком, вина, которую я испытывал тогда, в лагере, возросла в несколько раз.
Но было не время заниматься самобичеванием, я должен спасти брата. В конце записи было сказано, что если отец хочет спасти Сашу, он должен позвонить по указанному номеру. Сегодня за папу я. Я кинулся к телефону.
