Долохов, панталоны и бадьян. автора Stu (бета: Таи Кельтх)    в работе   Оценка фанфикаОценка фанфика
...когда Поттер-старший, в качестве попечителя Совета школы, наведывался к нам в Хогвартс Джеймс вел себя так, словно все вокруг были ему чем-то обязаны. Мама, читая в моих письмах описания этих приездов, отвечала мне, что у неё возникает чувство дежавю. «Только вот раньше, Китти, противными папенькими сыночками были слизеринцы»
Mир Гарри Поттера: Гарри Поттер
Джеймс Поттер-младший, Альбус Северус Поттер, Маркус Флинт, Панси Паркинсон, Китти Паркинсон
Общий || категория не указана || PG-13 || Размер: макси || Глав: 6 || Прочитано: 21642 || Отзывов: 42 || Подписано: 46
Предупреждения: нет
Начало: 09.06.09 || Обновление: 16.04.10
Все главы на одной странице Все главы на одной странице
   >>  

Долохов, панталоны и бадьян.

A A A A
Шрифт: 
Текст: 
Фон: 
Глава первая. Поттеры, осеняя мерзость и fratellame.


Название: Долохов, панталоны и бадьян*.

Автор: stu

Бета: Таи Кельтх

Рейтинг: PG-13, все чинно-невинно

Герои: Китти Паркинсон, от лица которой и ведется повествование, Панси Паркинсон, Джеймс Сириус Поттер-младший, Альбус Северус Поттер, Маркус Флинт, Скорпиус Малфой и много-много, зашкаливающее много других персонажей, которые на самом деле «НЖП и НМП»

Саммари: школьный романс про поколение next

Варнинг: те, кто любит хороших и обходительных Поттеров, найдет это повествование крайне неприятным и тут же поспешит закрыть его, я заранее об этом предупреждаю, дабы сэкономить ваше время)))


за вычитку спасибо Бланш Бурбон, Кошк@ и бете, Таи Кельтх =)


Глава первая. Поттеры, осеняя мерзость и fratellame**

Мы — хиппи‚ не путайте с «хэппи»‚
Не путайте с нищими‚ денег не суйте.
Не спят полицейские кепи
В заботах о нашем рассудке.

Роберт Рождественский (c)


Первая мысль, которая посетила мою голову, когда я вместе со всеми учениками рассаживалась за факультетские столы, была примерно такой: «Вот я и дожила до третьего курса». На дворе стояла осень 2017-го года, воздух был ментольно свеж после типичного английского проливного дождя, а моя новая школьная мантия приобрела не очень одобренный мною орнамент –– следы от слякоти, по которой мы дружно шли до замка после того, как повозки, запряженные фестралами, благополучно довезли нас к воротам Хогвартса.

Я была рассержена, точнее, взволнованна, но лучше было, чтобы мои однокурсники думали, что я была рассерженной. Тем более, поводов из-за которых можно пребывать в этом состоянии, было более чем предостаточно. По пути Джеймс Поттер-младший успел попрактиковаться в своем тупоумии с Гевином Бинкли, моим однокурсником. Услышав достойный ответ Бинкли на недружелюбную реплику старшего отпрыска героя магического мира, я испытала чувство гордости за Гевина и за свой факультет в целом.

К сожалению, это патриотическое чувство нам, слизеринцам, доводилось испытывать нечасто.

Со времен Великой Битвы много чего изменилось и прежде всего эти перемены ощущались в том, как магическое общество стало относиться к чистокровным семьям, потому что подавляющее число чистокровных волшебников в войне поддерживали Темного Лорда. Многие отпрыски славных фамилий гниют в Азкабане, кто-то не дожил и до Визенгамота. Ну а те, кто сумел откупиться или иным способом доказать собственную невиновность, вынуждены жить по принципу «ниже травы, тише воды».

Мировоззрение магического мира перевернули, как песочные часы, и время для «сосудов с родовитой кровью», как нас обычно обзывали заголовки газет, будто пошло в обратном направлении, возвращая нас в Средневековье к его кострам инквизиции. Только теперь –– а это было страшнее всего –– в роли судий выступали не магглы, а такие же, как мы, маги, только со слегка разбавленным генофондом. Поттеры и Уизли заполнили кабинеты Министерства, голос полукровки Дина Томаса властвовал динамиками радио, а из уст Министра все чаще звучал чужой и какой-то неанглийский термин «политкорректность». Маглорождённые (за слово «грязнокровка» могли спокойно отправить в Азкабан), полукровки и полулюди –– вот кто были новыми кумирами, и Хогвартс, как макет магического общества, тоже выдерживал определенную социальную иерархию. Теперь считалось за честь учиться на таком факультете, как Гриффиндор, который за прошедшие девятнадцать лет, по словам моей мамы, превращался в «какой-то Уизттер***», а Слизерин стал приютом для «дна магического общества». Не знаю, почему МакГонагалл, нынешний директор Хогвартса, не закрыла наш факультет. Возможно, из-за своего консерватизма и излишней любви к традициям, но за последнее время поток на факультете состоял стабильно, прямо как курс галеона, из трех-четырех человек. Мой курс, 2015-го года, был самым большим –– аж семь человек. Это притом, что во времена, когда училась моя мама, слизеринцы выдерживали «конкурс» –– 10-11 человек на курсе. Не надо быть великим нумерологом, чтобы понять угнетающее положение наших дел. Недостающие однокурсники обитали в основном в Когтевране. Было так противно наблюдать за тем, как на распределении чистокровный малыш вел тихую, но вполне понятную остальным беседу со Шляпой, слезно умоляя её определить его куда угодно, но не в Слизерин.

Только вот наша уникальность сыграла с нами злую шутку –– чем больше Слизерин унижали и топтали, тем больше в наших зелено-серебряных сердцах росло высокомерие к окружающим и любовь к собственному положенному на обе лопатки факультету.

–– Мы –– отверженные, –– высокопарно заявляла наша утончённая сокурсница Хэзелнат Фибрс.

–– Мы в полной жопе, –– прямо, без обиняков и театрального пафоса сообщил нам, первокурсникам 2015 года, такой же, как и мы, первокурсник, Мальком Фергинсон. Уж он-то, потерявший на войне половину родни, а на суде собственную мать, прекрасно знал, что такое быть в дерьме по уши.

–– Моя полная задница, в которой я находился дома, сменилась ягодичным полушарием здесь, –– по прошествии первого года учебы, сказал он мне и Ванге Вакар, когда мы, нагруженные свертками и чемоданами тащились к Хогвартс-экспрессу. Поезд должен был отвезти нас в Лондон, где на платформе 9 и 3/4 родители забирали ребят домой.

–– Я буду скучать по тебе, гребанный Слизерин, –– уже несколько тише, но достаточно громко, чтобы мы с Вангой услышали, признался Мальком и послал что-то типа воздушного поцелуя в сторону замка. Этот его душевный порыв заметил проходящий мимо Джеймс Поттер-младший, и тут же отреагировал, ибо он всегда, как Филч на ночные шорохи, реагировал на любые телодвижения нас, слизеринцев. Вообще именно Джеймс Поттер доставлял нам наибольшую головную боль и именно он не уставая напоминал нам, что и здесь, в Хогвартсе, быть воспитанным чистокровкой –– моветон. Даже домовые эльфы, благодаря стараниям миссис Гермионы Уизли, на новой магическо-социальной лестнице были выше чистокровных магов.

–– Фергинсон, твой поцелуй будет всегда со мной на протяжении целого лета, –– Поттер, сделав вид, что поймал дань уважения Малькома Слизерину, приложил кулак к сердцу и томно выдохнул. Мальком не растерялся и, ухмыляясь, парировал:

–– Этот поцелуй предназначался не тебе, замухрышка, а твоему другу, –– Мальком кивнул в сторону пухленького блондина, ирландца Дугласа Финнигана, который был лучшим товарищем Джеймса.

Дуглас замер и покраснел, почти слившись с цветом своего алого жакета.

–– Что? –– Джеймс тоже покраснел, но не от смущения, а от возмущения. Он кинул на землю чемодан и с яростной гримасой на лице направился к не переставшему ухмыляться Малькому.

–– А вот сейчас он заплачет и скажет, что расскажет все папе, –– хихикнув, прошептала мне на ухо подошедшая к нам Генриетта Селвин.

Вместе с ней к образовавшейся в результате перебранки Малькома и Поттера пробке подошли еще пару учеников из Слизерина и Пуффендуя.

–– Кого ты назвал замухрышкой? –– истерично вопрошал Поттер, нависая над Малькомом. В свои двенадцать лет Джеймс был уже довольно высоким, в отличие от Фергинсона, который был одного роста с нашей малюткой Генриеттой.

–– Видимо корона давит ему на уши, –– шепотом прокомментировал ситуацию наш зубрилка Фаргуар Уоррингтон. Ванга прыснула в кулак, а Фаргуар важно надул щеки от того, что ему удалось рассмешить первую красавицу курса.

–– Тебя, –– между тем ответил Мальком на вопрос гриффиндорца. И хотя голос мальчика был спокойным и ровным, все равно было видно, что он не без волнения реагирует на ситуацию. Миндалевидные глаза Малькома то превращались в крохотные щелки, то широко распахивались, а его зубы лихорадочно пожевывали нижнюю губу.

–– Да мы отличная пара, а, Фергинсон? Замухрышка Поттер и голоштанник Фергинсон, мм? –– с пеной у рта бушевал Поттер, –– Мальком-Ни-Кола-Ни-Двора-Ни-Куриного-Пера. Как тебе твой новый титул, а?

По мере того как гриффиндорец нависал над Малькомом, последний инстинктивно прогибался назад, рискуя вскоре показать нам фигуру «Лондонский мост падает».

–– Поттер, отвали, –– пискнул Мальком, уже видимо пожалевший, что затеял эту ссору.

–– Что, правда глаза режет? –– противно усмехнулся гриффиндорец.

Я, Ванга, Генриетта, Фаргуар и Гевин с ужасом наблюдали за разворашивающейся на наших глазах драмой. Стоящие напротив нас гриффиндорцы безмолвствовали, не решаясь вмешаться в нарастающую ссору. Если бы я могла, то с удовольствием вызвала Полицию Кармы****, ибо Поттер несказанно пачкал нам нашу ауру. Вообще жизнь Джеймса в Хогвартсе можно было назвать неудавшейся ролевой игрой по мотивам «Подвиги моего папаши». Джеймса страшно угнетало, что времена былой бравады прошли, магическое сообщество стало походить на мир хиппи, где все вокруг воспевали мир, любовь и небритые подмышки, а любые приключения на малолетние задницы тут же пресекались. Дети Войны, жили, огородившись каменной стеной от прошлого. Хотя нет, мы, родственники тех, кто пострадал от проигрыша Темного Лорда, жили как раз прошлым и надеялись на то, что однажды Фортуна снова повернется к нам чистокровным лицом. А пока мы могли лишь любоваться её копчиком и тем, что ниже, в то время как Поттеры, Уизли, Люпины и иже с ними, кого так сильно раньше презирали, теперь были дирижерами нашей жизни.

Джеймс верил в то, что униженные и бесславные слизеринцы строят заговоры, плетут интриги и в перерывах от учебы мастерят крестражи. А поэтому за нами надо следить и постоянно провоцировать на ссоры, во время которых, мы, брюзжа слюной, неожиданно выложили бы все свои карты. По-моему, мистеру и миссис Поттер нужно было перед сном читать детям сказки Барда Бидля, а не рассказывать истории о своей героической юности. Джеймс гордился своим папашей и дедом, в честь которого был назван, и ни за что не хотел уступать им в мастерстве влипания в различные истории.

Когда Поттер-старший наведывался к нам в Хогвартс в качестве попечителя Совета школы, Джеймс вел себя так, словно все вокруг были ему чем-то обязаны. Мама, читая в моих письмах описания этих приездов, отвечала мне, что у неё возникает чувство дежавю. «Только вот раньше, Китти, противными папенькиными сыночками были слизеринцы».

–– Поттер, иди куда шел, –– неожиданно пришел другу на помощь Гевин Бинкли, пытаясь оттянуть Поттера от Фергинсона. Резко развернувшись, Поттер занес кулак для удара, но Гевин увернулся и, схватив гриффиндорца за грудки, приложил его о дерево. Поттер рычал и размахивал ногами, пытаясь угодить Гевину прямо промеж ног, и почти достиг цели, но тут Бинкли, и вообще всех нас, от драки спасла староста –– пятикурсница Блэр МакКалистер.

Оттащив Гевина от Поттера, Блэр грозно свела брови и рявкнула:

–– А ну-ка все успокоились и продолжили идти!

Блэр держала нас, слизеринцев, в ежовых рукавицах, а ученики других факультетов её откровенно побаивались. Не смотря на то, что родилась она девочкой, Блэр больше походила на парня: у неё был грубый низкий голос, тонкая мальчишеская фигура, стриглась она всегда коротко, носила рубашки, брюки и ужасные, по словам Генриетты, тупоносые ботинки. А еще она была ловцом в нашей команде по квиддичу. С середины пятого курса у Блэр ухудшилось зрение, потому ей пришлось носить очки.

–– Знаешь, кого мне стала напоминать МакКалистер? –– как-то раз спросил меня мой однокурсник, афроангличанин Кайл Аларм. Я помотала головой, а Кайл, улыбнувшись, продолжил:

–– Гарри Поттера!

И мы оба согнулись пополам от смеха.

И вот наш слизеринский Гарри Поттер стоял посреди дороги и прожигал строгим взглядом фигуру Джеймса. Тот шумно сглотнул и, поправив ворот своей рубашки, взял за ручку брошенный чемодан. Гордо подняв голову, он продолжил путь к поезду в окружении своих друзей. Видимо, не одним нам казалось, что Блэр стала походить на главного героя магического мира.

Мы молча продолжали стоять и смотреть в спины удаляющимся гриффиндорцам.

–– Зараза! –– негодующе цокнула Блэр. –– Где носит эту французскую давалку? Почему я должна следить за её гриффиндорцами?

Любовь Блэр к Виктории Уизли –– это вообще отдельная история. Как говорят старожилы, представленные в лице Найджелуса Нотта, все началось в начале пятого курса, когда девочки стали старостами своих факультетов. На первом же собрании Виктория в виде дружеского совета сказала Блэр, что ей, чтобы подчеркнуть её стройность, стоит носить платья, а не «эти чудовищно бесформенные рубашки».

–– Я, конечно, понимаю, Блэр, что ты очень любишь своего отца, но все же не до такой степени, чтобы донашивать его вещи.

Самое смешное, что это был не сарказм. Но Блэр взбесилась и сказала Уизли, чтобы та сию же минуту шла прямиком в жопу. С тех пор они обе попеременно посылают друг друга в этом направлении.

–– Что вы вытаращились на их задницы? –– грубо спросила нас Блэр и бесцеремонно толкнула меня и Вангу в спину, призывая продолжить путь. Я покрепче обхватила скользкого Долохова, свою жабу и, обогнув Вакар, пошла вперед за Блэр.

Неожиданно МакКалистер замялась, остановившись у дерева, рядом с которым сидел Мальком, прижавшись к стволу спиной. Он не плакал, но отчего-то закрывал своё лицо руками и тяжело дышал.

Мы, смущенные неожиданным вмешательством старосты и тем, как Поттер молча покинул поле боя, совсем забыли о Малькоме. Когда Гевин переключил внимание Поттера на себя, Фергинсон рухнул на землю и, прижавшись спиной к дереву, уставился в одну точку. Блэр замерла около него и мальчик закрыл лицо ладонями. Видимо, почувствовал, как на него с сожалением в глазах посмотрели его однокурсники.

–– Если ты сейчас заплачешь, то я напишу МакГонагалл прошение о том, чтобы тебя перевели на другой факультет, –– смотря прямо перед собой, холодно сказала Блэр, обращаясь к Малькому.

–– А что, правда, можно перевестись? –– шепотом спросила у меня Ванга. Мы с Генриеттой сердито покосились на неё.

–– Я пошутила, –– свистящим шепотом сказала румынка с бельгийским паспортом.

Таких, как Ванга, называли детьми Турнира Трех Волшебников, ибо её родители познакомились в далеком 1994 году, когда Турнир проходил в Хогвартсе. Отец Ванги был румыном и учился в Дурмстранге, а мама-бельгийка являлась ученицей Шармбатона. Когда началась война против Темного Лорда, отец Ванги перевёз её мать и все её многочисленное франкоговорящее семейство в Бухарест. Через некоторое время после окончания войны мама Ванги неожиданно получила приглашение работать в Министерстве Магии в Англии, в отделе Международного магического сотрудничества. Так что Вакар спокойно изъяснялась на трех языках: на английском, румынском и французском. Поначалу, когда мы только поступили, мне и моим однокурсникам было трудно выучить имя черноволосой румынки. Точнее, нам было сложно правильно произносить его, не коверкая при этом. Словообразования Блэр типа Фэнки, Фэхны или Вики, сильно бесили Вакар. В связи с этим многие слизеринцы предпочитали обращаться к Ванге по фамилии, но спустя пару месяцев упорных тренировок мы научились выговаривать имя Ванги так, как она этого хотела. Хотя Блэр продолжала обращаться к Ванге не иначе как «Вакар»…

Тем временем Мальком шумно выдохнул и, встав с земли, принялся отряхивать свои брюки от грязи. МакКалистер все так же хладнокровно посмотрела на него, а затем пошла вперед.

–– Не отставайте! –– не оборачиваясь крикнула она. Долохов уныло квакнул, а я, поправив съехавшую лямку рюкзака, побрела за старостой.

На первый взгляд может показаться, что мы –– кучка озлобленных на весь мир магов, которым посчастливилось родиться в уже довольно нищих, но именитых чистокровных семьях. Это то, что на поверхности. В бездне же наших пропитанных темной магией душ жили нерушимые принципы семейности. Благо крошечный коллектив позволял воспитать в нас любовь к собственному факультету и веру в то, что все твои однокурсники –– это твоя семья. Для кого-то, например для Малькома и Кайла Аларма, школа была единственным местом, где мальчики могли в полной мере ощутить тепло домашнего уюта. Хотя с теплом были некоторые проблемы.

Когда в наш первый день в Хогвартсе Блэр водила меня, Генриетту и Вангу по негустозаселенным подземельям, мы мысленно выбирали себе комнаты, потому что не очень-то хотели жить вместе. Наше заявление о желании жить в отдельных спальнях повеселило строгую Блэр.

–– Я советую вам не разделяться. Лучше вот в эту комнату, –– Блэр махнула рукой в сторону спальни, находившейся рядом с обиталищем девочек с третьего курса, –– затащить ещё одну кровать и поселиться там втроём.

После двух жутко холодных ночей мы последовали совету старосты. Комнаты были рассчитаны на двух учеников, но по площади там могли поместиться и четверо. Наши мальчики –– Гевин, Мальком, Кайл и Фаргуар как раз и жили вчетвером. Их мужская спальня была самой шумной. Впрочем, как и наша.

На первых порах нам с Генриеттой и Вангой было очень сложно ужиться вместе. На наши сложные отношения влияли не только разный менталитет, уровень воспитания и национальные особенности, но и даже тип темперамента. Меня раздражала излишняя эмоциональность Ванги, её бесила медлительность Генриетты, а Генриетту нервировала моя «траурность». До сих пор не понимаю, что именно она имела в виду.

Мы с девочками долго присматривались друг к другу, потому что все трое являлись единственными детьми в семьях, и для нас было в новинку делить с кем-то свою территорию. Сначала каждая пыталась ввести свои правила, которые, естественно, не нравились двум другим соседкам.

Я любила порядок, чтобы перед уходом на завтрак, я знала, что все кровати заправлены, а вещи не валяются на полу. Генриетта всегда очень долго собиралась, а когда заканчивала этот процесс, то оставляла после себя горы разбросанных в хаотичном порядке вещей. Времени у неё на то, чтобы все это быстренько убрать, известное дело, не хватало, и я весь день сидя на уроках мучилась от мысли, что в нашей комнате сейчас творится полная шмоточная анархия. Ванга говорила, что я повернутая на порядке, я парировала, что ей следует перестать пить «Болтушку для молчунов», потому что мне иногда хочется посидеть в тишине, а Генриетта, чувствуя приближения скандала, в спешке начинала запихивать свои вещи огромным комком в шкаф. Когда я приехала домой на рождественские каникулы, то поплакалась бабушке о своей нелёгкой жизни в Хогвартсе:

–– Я не понимаю, как можно быть такой спокойной, когда ингредиенты для зелий лежат вперемешку с ванными принадлежностями, а учебники в шкафу стоят не по алфавиту?!

–– О, милая, ты должна принять какие-нибудь меры, –– неожиданно строго сказала моя мама, которая зашла в столовую как раз на середине моего гневного монолога, –– наложи на этих гадких девчонок Империо, к примеру.

Закончив эту фразу, мама засмеялась гомерическим хохотом. И после этого она смеет обижаться на то, что я не присылаю ей открытки ко Дню Матери?..

Но вскоре все стало не так уж и плохо. Вернувшись домой после каникул, мы с однокурсниками вдруг начали обрастать семейным единством. И первым проявлением этого факта стали домашние тапочки.

Надо заметить, что наш директор, Минерва МакГонагалл, как любая старая дева, была экономной особой. Из-за недостаточного количества слизеринцев больше половины ванных комнат, как и спален, в подземельях были закрыты, а в тех холодных склепах, где мы жили, напрочь отсутствовали ковры на полах. Видимо, в понимании профессора МакГонагалл наша епитимья за грехи отцов представлялась в виде намертво замёрзших ног. Подошвы толстых шерстенных носков быстро стирались, тапочки скользили по гладким каменным полам, ходить в ботинках и «растаскивать грязь с улицы» нам запрещала Блэр. А потом как-то раз я примерила коричневые уги Ванги и, проходив в них по нашей комнате пять минут, я поняла, что такое «сандалии ангелов». Уги были мягкие, теплые, совсем не скользили, короче говоря, они словно были созданы для слизеринцев. Уже через час я писала письмо матери, чтобы она купила мне пару этой замечательной обуви, и к концу недели я, как и Ванга, щеголяла в них по подземельям. Генриетта, чтобы не выделяться, заказала уги себе и своему троюродному брату –– Фаргуару Уоррингтону. Вскоре к нашей уги-истерии один за другим стали приобщаться все слизеринцы. Эта обувь окончательно покорила ноги учеников нашего факультета в начале марта, когда Блэр, «последняя из могикан», неожиданно вошла в общую гостиную, обутая в темно-вишневые уги.

–– Если гриффиндорцы заглянут к вам и увидят это тапочное единство, то они решат, что вы собираете армию, –– прокомментировал ситуацию в «обувном инкубаторе» преподаватель по полетам и по совместительству лучший друг моей семьи –– Маркус Флинт. Я пожала плечами и вежливо спросила дядю Маркуса, не хочет ли он получить на день рождение пару этих замечательных тапок?

–– Да, зеленые и чтобы на них были змеи. Я же тоже ведь слизеринец, –– претенциозно заявил профессор Флинт.

Он отвечал за воспитание гордости в наших сердцах за собственный факультет и, кстати сказать, лучше справлялся с этой ролью, чем наш декан, профессор Зельеваренья, меланхоличная мисс Блоксам. Она вообще относилась к своему профессиональному статусу, как к работе миссионера в глухих лесах Амазонии. То есть ей было жутко противно быть деканом слизеринцев (так как она когда-то, предположительно сорок лет назад, заканчивала Гриффиндор), но нести это бремя нужно, ибо этим она сыскивала сочувствие в рядах сослуживцев. Поэтому ежемесячные факультетские собрания мисс Блоксам проводила с выражением лица Жанны Д’Арк, идущей на костер.

–– Может, она ждет, что Министерство за её воспитательную работу на слизеринской территории даст Орден за заслуги перед Отечеством? –– ехидничал Гевин.

–– Или канонизирует, –– добавлял Мальком.

Блэр, сдерживая улыбку, показывала мальчишкам кулак, и они тут же замолкали.

Нелюбовь к собственному декану, осознание того, как плохи наши дела, одинаковые тапочки и симпатия к зелено-серебряной квиддичной форме –– все это давало нам надежду, что мы живем под девизом: «Один за всех и все за одного». Мир хиппи коснулся и нас. На факультете мы все были fratellame**. Одна большая чистокровная семья. И когда после той истории с Поттером в конце первого курса Гевин Бинкли, протягивая потрепанный рюкзак Малькому Фергинсону, неожиданно сказал ему: «Знаешь, если Поттер хочет войны, он её получит», мы, как дружная семья, должны были поддержать это предложение, хотели мы этого или нет.



____________________________________________________________

* бадьян — в мире маглов применяется в качестве пряностей (у нас его называют «анис»). В волшебном мире — великолепное средство от любых кровотечений. Раны, обработанные бадьяном, затягиваются на глазах, шрамов, даже после глубоких порезов практически не остаётся (с http://harrypotter.wikia.com/wiki/Main_Page )
* *- термин fratellame означает словосочетание «брат и сестра», а точнее «союз брата и сестры». Ничего пошлого, только одна духовность. За маленький урок итальянского спасибо La gatta
*** - Панси соединила две фамилии, которые стали преобладать среди учащихся в Гриффиндоре – Уизли и Поттеры.
**** - я не виновата, что в этот самый момент, когда я писала эту сцену в колонках играл Radiohead)))))

   >>  


Подписаться на фанфик
Перед тем как подписаться на фанфик, пожалуйста, убедитесь, что в Вашем Профиле записан правильный e-mail, иначе уведомления о новых главах Вам не придут!

Оставить отзыв:
Для того, чтобы оставить отзыв, вы должны быть зарегистрированы в Архиве.
Авторизироваться или зарегистрироваться в Архиве.




Top.Mail.Ru

2003-2024 © hogwartsnet.ru