Глава 1Подключение второй натуры — конативное «Я».
Памяти моего отца, Е. Ф. Уондерлика, пестовавшего меня и научившего ценить свободу быть собой. Спасибо, пап, что был моей любящей наседкой.
Предисловие.
Пять лет назад пьяный водитель врезался на скорости свыше 100 км/ч в стоявший на светофоре «Вольво». Две машины, соединенные мощной силой в одно, пролетели перекресток и врезались в третью, застыв грудой стекла и металла.
Я была пассажиром, попавшим в капкан на заднем сиденье этого изуродованного «Вольво» — который все-таки немного защитил меня. Когда меня с трудом извлекли из смятой машины и с сиреной помчали в госпиталь, кости мои были сломаны и имелись многочисленные порезы, однако умственные способности вроде бы не пострадали.
Лечение заняло много месяцев. Но, как и многие критические ситуации в нашей жизни, это испытание также стало источником углубленного понимания себя и рубежом новых возможностей.
Месяцы и месяцы спустя я впервые появилась перед публикой и только тогда впервые оценила все разрушительные последствия. Я тогда вела небольшой новаторский бизнес на образовательные темы, и в момент, когда я как раз собиралась представить выступающих публике, заглядывая в их резюме, то обнаружила, что буквы на бумаге расползаются, как амебы под микроскопом. Глаза и мозг сговорились против меня — совсем как в детстве, до того как я научилась бороться с тем, что позже было диагностировано как дизлексия.
Но полностью ущерб выступил передо мной не раньше, чем через год после катастрофы. Я села писать письмо дочери и начала так:
«Дорогая Свижкн»…
Мне больше совсем не удавалось сколько-нибудь хорошо читать и писать. Релаксанты для мыщц, которые приходилось принимать, полностью сбили координацию тела и глаза, на завоевание которой у меня в свое время ушли годы. И хотя прежде я уже победила дизлексию, получив диплом в одной из престижных школ журналистики, и давно зарабатывала на жизнь, как автор, редактор и издатель, я обнаружила, что теперь мне требуется высочайшая концентрация, чтобы написать хотя бы собственное имя. Я поняла, что мне придется еще раз «всё преодолевать», с самого начала…
По иронии судьбы, предыдущие пять лет я создавала книги для одаренных детей, которые помогали бы им лучше пользоваться своим талантом, и странный это был поворот: я оказалась вынуждена пользоваться собственными материалами, которые писала для других, дабы вновь вернуть своему уму хорошую форму.
Видеть себя такой было жутковато, но и захватывающе. Это дало мне возможность как следует испытать некоторые из моих собственных теорий, оценивая, что во мне изменилось, а что от меня осталось.
Интеллектуально — или, если вам угодно, умственно — я, по крайней мере, частично возвратилась в детство. Эмоционально пришлось пройти через все бури, ожидающие человека, у которого рухнула вся жизнь. И все же, осталась часть меня, которая совершенно не пострадала, которую не смогли изменить ни эмоциональные нагрузки, ни физический и умственный ущерб.
На всем протяжении этого испытания, от самой аварии и в период восстановления, ничуть не пострадала моя способность ставить себе цели и мой индивидуальный стиль преодоления препятствий. Даже когда я с трудом могла сидеть прямо и потому передвигалась на кресле-каталке, моя решимость вернуть себе силы и сноровку заставляла выдумывать себе самой задания. Я старательнейшим образом подбирала уроненные крекеры с полу, применяя специальный удлиннитель руки. Я ложками пуляла скомканные в шарики салфетки в бумажные стаканчики, которые по моей просьбе расставили по палате.
Я всегда была такой, с детства — сочиняла что-то на ходу, натаскивала себя. Меня сильно впечатлило, что эта авария как бы высветила сугубо эту целеполагающую часть меня: которая была не думаньем, не чувствованием — а просто деланием. Это выстояло и ничуть не изменилось, даже несмотря на кризис, который переменил все прочие аспекты моей жизни. С ясным сознанием или спутанным, в счастье или в печали, в оптимизме или в депрессии, мне повсюду был присущ мой и только мой образ действия, моя ориентация к действию.
Книга, которую вы вот-вот прочтете, классифицирует эти пути, по которым устремляется наша креативность и наша умственная энергия претворяется в волевой акт и свершение. Она о той части нашего разума, о которой мало кто слышал: когда-то о ней вовсю рассуждала научная мысль, но с тех пор, примерно семьдесят пять лет назад, эти идеи были заброшены в угоду более многообещающим, на вид, направлениям исследований.
Та часть разума, которую я исследовала и описала, воспринималась как само собой разумеющееся Аристотелем и Платоном, Блаженным Августином и Спинозой. Это то, что Иммануил Кант называл «практическим здравым смыслом», сфера действия и воли, отъединенная от «чистого разума» (интелекта) или «оценочных суждений» (сфера эмоций, боли и наслаждения). Это краеугольный камень почти любой западной философской системы, изучающей человеческую натуру. От Платона до Фрейда действие, дело всегда понималось отдельным от разума, независящим от чувств и мышления, однако, стоящим наравне с ними.
Но в двадцатом веке, с развитием когнитивной и бихевиористской психологии и усложнением других наук о мозге, изучение волевой или активной составляющей в работе мозга, все больше оставалось плелось в арьегарде.
К счастью, такая ситуация на сегодня исчерпала себя, с работами таких специалистов как Гэри Голдберг из медицинской школы Темпльского Университета и Антонио Р. Дамасио из медицинского колледжа Университета Айовы. Их работа, как и многих других специалистов, сосредоточилась на том отделе мозга, который называется «дополнительной моторной системой» (ДМС), которая, как они считают, играет значительную роль в появлении намерения действовать и в конкретизации и проработке действия. Этот отдел мозга, который расположен в центральной его части, в «двигательном отделе», как считается, выступает проводником между срединной подкоркой и первичной двигательной корой головного мозга. Согласно доктору Дамасио, анатомическое и функциональное познание ДМС и близлежащих структур однажды «позволят нам смоделировать устройство нейронных субстратов воли».
Научные взгляды насчет точной топографии разума и расположения структур, ответственных за поведенческие линии, которые я описываю, весьма разнообразны. Но мой труд намного более прагматичен, будучи посвящен решению проблем в реальном мире человеческих дел, реакций и взаимодействий.
Эта книга описывает метод, который я разработала для того, чтоб нащупывать талант и определять правильное приложение человеческих усилий, метод, построенный на моих наблюдениях за проявлениями этой скрытой части разума в действии. И это новый способ сфокусировать творческую энергию, реагировать на перемены либо предсказывать результаты усилий — фактически, он позволяет измерить вероятность успеха в любой конкретной затее. Он способствует возникновении синергии взамен конфликта и помогает довести до максимума умственную энергию за счет открытия и освобождения наших личных же, самых фундаментальных инстинктов успеха.
Хотя мои теории и разработанный мною Индекс для измерения видов креативной тяги сегодня служат основой многих исследований в различных институтах, мое собственное исследование началось совсем не в стенах академии. Я отнюдь не невролог и даже не психолог, я скорее менеджер-стратег, инноватор в образовании, специалист по творческим методам обучения и предприниматель — но сформулировать теорию конативности оказалось важнее, чем вести бизнес. Прежде всего, я крестоносец, который ведет поход за то, во что верит: каждый индивидуум имеет свою собственную судьбу — уникальную натуру, способную выстоять во всех перепетиях судьбы, и что если мы только с полной свободой опираемся на свои инстинктивные таланты, мы не только преодолеем препятствия, но достигнем выдающихся результатов и удовлетворим свою целеустремленность.
Мои идеи зиждутся вовсе не на теоретическом прозрении или каких-то там мозговых структурах и нейронных связях. Да вы сами попробуйте. Дела говорят громче слов.
После того, как меня достали из той изуродованной машины, потребовалось четыре года, прежде чем я смогла написать эту книгу — но я была твердо настроена сделать это. Это наилучшее доказательство, которое я могу вам предложить на счет того, что мы все наделены внутренней силой, котороя позволяет нам выполнить то, для чего мы предназначены.
Conation — (ко-НЭЙ-шэн). сущ. Конативность — часть активного менталитета человека, отвечающая за желание, волеизъявление и наклонности. Родственное слово «конатус» (ко-НА-тус) есть собственно результат тяги, это естественная тенденция или сила в умственном настрое, которая продуцирует усилие. КонатИВный (КО-нэ-тив) — это термин в психологии, описывающий все связаное с конативностью. Все эти слова происходит от латинского conatus, проичастие прошедшего времени от глагола conari — пытаться. Шотландский философ Уильям Гамильтон (1788-1856) считал конативность одним из трех равноправных отсеков разума — тем, который отвечает за желание и волеизъявление, тогда как другие два — это когнитивная сторона (восприятие, познание) и эмоции… Конативность отличается от порывов — желаний, которые недостаточны для того, чтоб вызвать поступок.
(«1000 наиболее развивающих слов»)
прим. перев.: на русский дословно можно перевести как “вторая натура” или “природная натура”. Таким образом, книга называется “Подключение второй натуры”, ну, либо, “природной натуры”. Потому что, видимо, наравне со способами ее надежно отключить, забить и стереть, есть способы наоборот – подключить… на случай отключения.
